Восток - дело тонкое

Два дурака
притча

Шёл по дороге дурак. И встретились ему два мудреца. Спросил он их о смысле жизни. Один мудрец постоял немного и пошёл дальше, а второй остановился и начал объяснять.

И осталось на дороге два дурака.

«Поведал странник…»
По дороге в святилище Кибунэ…

Поведал странник,
Подаяние приняв:
«Сердечной ране
Затянуться за три дня
Поможет померанец»

Юми Каэдэ

Усталый путник

В одной персидской истории рассказывается о путнике, который с великим трудом брел по бесконечной дороге. Тяжелый мешок с песком висел у него за спиной, туловище обвивал толстый бурдюк с водой, а в каждой руке он нес по огромному камню. Вокруг шеи путника была обвита полуистлевшая гнилая веревка, а на ней болтался старый мельничный жернов. Железные цепи, к которым были прикованы тяжелые гири, обвивались вокруг его ног. На голове, балансируя, он удерживал подгнившую тыкву. С громкими стонами он продвигался шаг за шагом вперед, звеня цепями, оплакивая свою горькую судьбу и жалуясь на сильную усталость. Тут ему повстречался бедный крестьянин:

— О, усталый путник, зачем ты несешь в руках эти обломки скал? — спросил он.

— Действительно, глупо, — ответил путник, — но я до сих пор их как-то не замечал.

Сказав это, он отшвырнул камни и сразу почувствовал облегчение.

Вскоре ему повстречался другой крестьянин:

— Скажи, усталый путник, зачем ты мучаешься с гнилой тыквой на голове и тащишь за собой на цепи такие тяжелые железные гири? — поинтересовался он.

— Я очень рад, что ты обратил на это мое внимание.

Сбросив с себя цепи, он швырнул тыкву в придорожную канаву так, что та развалилась на части. И вновь почувствовал облегчение.

Но чем дальше он шел, тем сильнее страдал. Еще один крестьянин, возвращавшийся с поля, с удивлением посмотрел на путника:

— О, усталый путник, почему ты несешь в мешке за спиной песок, когда вокруг и так много песка? И зачем тебе такой большой бурдюк с водой — можно подумать, что ты задумал пройти всю пустыню Кавир. А ведь рядом с тобой течет чистая река, и путь твой лежит вдоль ее русла!

— Спасибо, добрый человек, только теперь я заметил, что тащу с собой ненужные вещи.

Путник открыл бурдюк, и тухлая вода вылилась на песок Задумавшись, он стоял и смотрел на заходящее солнце. Последние солнечные лучи дарили ему свой свет. Внезапно он увидел висевший на шее тяжелый мельничный жернов, и понял, что из-за него шел сгорбившись. Путник отвязал жернов и швырнул далеко в реку. Свободный от бремени, он продолжал свой путь в вечерней прохладе, надеясь найти постоялый двор.

Слушай меня, о сердце.

Вчера душа моя была старым могучим деревом с корнями, доходившими до самых глубин земли, и с ветвями, простертыми в бескрайние небеса.

Душа моя расцвела весной, а летом принесла плоды. Когда же настала осень, я сложил эти плоды на серебряные блюда и поставил их у дороги. Путники брали плоды и ели, а потом шли дальше.
Но вот миновала осень, и ликование сменилось плачем и стонами. Тогда я взглянул на блюда и увидел лишь один плод – плод, оставленный людьми мне. Я взял его с блюда и съел.

Он был горше колоквинта и кислее незрелого винограда. И тогда я сказал себе: «Горе мне! Проклятья вложил я в уста людей и ненависть в их тела. Что же сделала ты, душа, с той сладостью, которую твои корни взяли из недр земли, с тем ароматом, которым наполнил твои ветви солнечный свет?»

И я вырвал могучее старое дерево моей души. С корнем вырвал я его из почвы, где оно росло и крепло. Я вырвал его из его прошлого и заставил его забыть о том, как тысячу раз сменяли друг друга весна и осень.

А потом я посадил дерево моей души на новом месте. Я посадил его в поле, далеком от путей времени. Я бодрствовал рядом с ним, говоря себе, что бессонные ночи приближают нас к звездам. Я поил его своей кровью и своими слезами, говоря, что кровь придает плодам аромат, а слезы – сладость.

И опять пришла весна, и душа моя расцвела вновь.
Летом она принесла плоды. Когда же настала осень, я собрал их и положил на золотые блюда.
Я поставил блюда на перекресток дорог, но никто из людей, проходивших мимо, не протянул к ним руки.

Тогда я сам взял один плод и съел его. Он был сладок, как мед, свеж, точно воды райской реки аль-Кяусар, вкусен, как вино вавилонское, и ароматен, будто дыханье жасмина. И я воскликнул: «Люди не хотят, чтобы я вложил в их уста благословение, а в их тела истину: ведь благословение – дочь слез, а истина – дочь крови».

Потом я вернулся и сел в тени дерева моей души, одиноко стоявшего в поле, вдали от путей времени.

Молчи, о сердце, молчи до рассвета.
Воздух впитал в себя слишком много запахов, он не станет пить твои вздохи.
Слушай меня, о сердце.

Джебран.

Перед рассветом.
Из книги "Бури"

ПРИТЧА О ТОМ, ЗАЧЕМ МЫ БОЛЕЕМ



Путник спросил у старого даосского мастера, сидящего на придорожном камне:

– Скажите, что поддерживает хроническую болезнь?

– Мысли… – последовал ответ.

– А почему люди так много думают о своих болезнях?

– Потому, что они им нужны… – улыбнулся даос.

– Нужны? Для чего? – изумился путник.

– Для отдыха. От суеты. И того, чего делать не хочется…

Путник помолчал, обдумывая услышанное.
– Но если люди ходят по врачам, значит, все же хотят от них избавиться?– с сомнением произнес он.

– Они хотят избавится от неприятных симптомов, – пожал плечами старик. – А не от болезней, защищающих их от самих себя…

– От самих себя… – эхом повторил собеседник.
Он покачал головой и спросил:
– А нельзя ли защищаться как то продуктивней?

– Можно… Но тогда надо менять жизнь.

– Каким образом?

– Прямо в болезни уходить от всего нелюбимого к тому, чем хотелось бы заниматься и что доставляет удовольствие в работе, увлечениях и в быту… Тогда болезнь из помощника превратится в нечто ненужное и мешающее, а, следовательно, начнет слабеть…
Старик прервался, посмотрел на полевой цветок, растущий неподалеку, и продолжил:
– Но менять жизнь сложно… Проще болеть… И найдя умелого врача, периодически предаваться отдыху, все глубже погружаясь в болезнь.

– Мгм… – задумался путник. – А что бы вы в этом плане порекомендовали врачам?

– Не концентрироваться на следствиях, а выходить на причины. И мотивировать людей к изменениям, не смотря на их яростное недовольство и мощное сопротивление…

Сурья Дас

Жизнь и смерть

Очень часто у Мастера спрашивали, что будет после смерти. Мастер никогда не отвечал на такие вопросы.

Однажды ученики спросили, почему он всё время уклоняется от ответа.

— Вы замечали, что загробной жизнью интересуются именно те, кто не знает, что делать с этой? Им нужна ещё одна жизнь, которая длилась бы вечно, — ответил Мастер.

— И всё-таки, есть ли жизнь после смерти или нет? — не унимался один из учеников.

— Есть ли жизнь до смерти — вот в чём вопрос, — ответил мастер.

Проходил как–то Будда со своими многочисленными учениками одной деревней. Собралось несколько человек – его противников – и принялись они горячо и зло оскорблять Будду. Он молча слушал очень спокойно. И из–за этого спокойствия им стало как–то не по себе. Возникло неловкое чувство: они оскорбляют человека, а он слушает их слова, как музыку. Тут что–то не так. Один из них обратился к Будде:
— В чём дело? Ты что, не понимаешь, что мы говорим?
— Именно при понимании возможно такое глубокое молчание, – ответил Будда — Приди вы ко мне десять лет назад, я бы бросился на вас. Тогда не было понимания. Теперь я понимаю. И из–за вашей глупости я не могу наказывать себя. Ваше дело – решать, оскорблять меня или нет, но принимать ваши оскорбления или нет– в этом моя свобода. Вы не можете их мне навязать. Я от них просто отказываюсь; они того не стоят. Можете забрать их себе. А сейчас мои ученики вас от##здят.

Однажды утром, когда шел изумительный снег, мне нужно было сообщить кое-что одному человеку, и я отправил ему письмо, в котором, однако, ничего не написал о снегопаде.
«Можно ль понять,- ответил он мне,- чего хочет человек, который до такой степени лишен вкуса, что ни словом ни обмолвился о снегопаде? Сердце ваше еще и еще раз достойно сожаления». Это было очень забавно.
Ныне того человека уже нет, поэтому часто вспоминаю даже такой незначительный случай.

Кэнко Хоси
Записки от скуки

Прекрасная монгольская песня, отличный голос, Монголия во всей красе.
Я был в этих краях, воспоминания жгут мое сердце....)

Цаст уул
(Снежная гора (монг.))

https://www.youtube.com/watch?v=Hl7kq_ug4r8

В путь! Покажу я тебе,
Как в далеком Ёсино вишни цветут,
Старая шляпа моя.

В гостях у вишневых цветов
Я пробыл ни много ни мало —
Двадцать счастливых дней.

Мацуо Басё

И вот что отвечает Ёса Бусон:

Были поэты, которые спешили в Псино, желая «показать, как вишни цветут», своей шляпе из дерева хиноки, но я к этому не стремлюсь. Правда, в нашем мире весьма часто бывает и так, что вот человек вечно сидит дома, тяготясь мирскими делами, все, что он когда-то задумал: «вот это бы сделать!» или «вот бы было так!», так и не осуществляется, и, в конце концов, дымки и туманы, цветы и птицы перестают подчиняться ему, но, наверное, я слишком глуп, во всяком случае, сейчас у меня нет желания обзаводиться комнатой, где бы я мог принимать гостей.

Опали цветы,
Темную тень бросает вокруг
Старая шляпа.

Перевод Т. Соколова-Делюсина.

Прощание с другом

На севере зеленых гор стена,
К востоку вод излучины видны.
Здесь нам с тобой разлука суждена,
Травинки ураганом сметены.
Летучей тучкой растворится друг,
Заката грусть разлив в душе моей,
И на прощанье лишь отмашка рук
Да жалобное ржание коней.

738г.
Ли Бо

Да и не поэтому, думается мне, над горами встает солнце, когда в долинах еще живет холод и мрак ночи. А есть и другие неизвестные двигатели вселенной, живущие глубоко в космосе.

Собственно, нет и не было никакого признания. О чем речь? О славе? О неизбежности бытия? О наших мечтах?
Так все это покрывается патиной времени, тускнеет и пропадает во тьме веков, как исчезает наша прошлая жизнь, заслоненная новыми волнами перемен и новыми лицами.
Люди всегда понимали это, особенно если у них было время на осмысление. Ну, здесь каждый сам себе хозяин судьбы, и мозги не переправить, это не механизм; хотя, в известной мере, именно механизм., а, впрочем, не важно.



В окрестностях Янагиваражил священник по прозвищу Гото-но-хоин – преосвященный Грабитель. Говорят, что это имя пристало к нему оттого, что на него самого часто нападали грабители.

Кэнко-Хоси Ёсида, Записки от скуки

Весенне утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.

Басе

Глубина стыда определяет высоту человеческой личности. Вот почему пастух как личность может быть выше академика.“

Фазиль Абдулович Искандер

Бывает, что неразлучный твой приятель вдруг меняется и начинает тебя стесняться. Некоторые говорят в таких случаях: «Ну теперь-то к чему это?» Однако мне такой человек представляется истинно прекрасным.
Бывает, что прекрасным может показаться и не столь близкий человек, если с ним немного поговоришь о том о сем.

Кэнко-Хоси Ёсида
Записки от скуки

Если вы осознаете, что с точки зрения мирового космоса вас нет как явления природы, вы на правильном пути.

Что ищет философия? Смысл жизни? Вздор!
Нет ни жизни, ни смысла, ни самой философии - ничего нет.
А наш разум, мельчайшая песчинка вселенной, сопротивляется и даёт надежду.
Но это не более, чем самообман.
Громады мысли и духа пришли ниоткуда и ушли в никуда
Так есть ли шанс задержаться?
Очевидно, что шансов нет.

Я поднялся к себе
зачем-то запер дверь на ключ и вытянулся на узкой железной
койке. За окном были всегдашние крыши и тусклое солнце шести
часов вечера. Казалось невероятным, что этот ничем не
примечательный и ничего не предвещавший день станет днем моей
неотвратимой смерти.
Я, оставшийся без отца, я, игравший
ребенком в симметричном хайфынском садике, вот сейчас умру. Но
тут я подумал, что ведь и все на свете к чему-то приводит
сейчас, именно сейчас.
Века проходят за веками, но лишь в
настоящем что-то действительно совершается: столько людей в
воздухе, на суше и на море, но единственное, что происходит на
самом деле, -- это происходящее со мной...

Я подумал о лабиринте лабиринтов, о петляющем и
растущем лабиринте, который охватывал бы прошедшее и грядущее и
каким-то чудом вмещал всю Вселенную.
Поглощенный призрачными
образами, я забыл свою участь беглеца и, потеряв ощущение
времени, почувствовал себя самим сознанием мира. Я попросту
воспринимал это смутное, живущее своей жизнью поле, луну,
последние отсветы заката и мягкий спуск, отгонявший даже мысль
об усталости...

Через сто с лишним лет подробностей уже не
восстановишь, но можно предположить, что произошло. Видимо,
однажды Цюй Пэн сказал: "Я ухожу, чтобы написать книгу", а в
другой раз: "Я ухожу, чтобы построить лабиринт".

"Оставляю разным (но не всем) будущим временам мой сад расходящихся тропок".




Х.Л.Борхес
Сад расходящихся тропок
перевод Б.Дубина